Зима раздражает. Вечно мерзнут руки и запотевают очки, мысли путаются и ни о чем не хочется думать. Преподаватель по романтизму славная женщина, она сразу повысила свой авторитет в моих глазах негромким приятным голосом, упоминанием Джойса, показом картин Каспара Фридриха и пространным монологом о том, что человеку хорошо, когда он на своем месте. Правда потом она сказала, что лучше всего заниматься по жизни тем, что у тебя хорошо получается. Всю пятиминутку я думала над тем, что же у меня хорошо получается, и пришла к выводу, что ничего. Увалень вот художник и флорист, он молодец, хоть и увалень. А я что? Ничем полезным я по жизни не занималась, я даже готовить не умею.
А еще я закрыла латынь. И из-за этой самой латыни мы не сможем ходить на курс по актуальным проблемам современной литературы, ибо, видите ли, нас нельзя перегружать. Ну какого черта. Нельзя было поставить их в разное время что ли? Деканат состоит из негодяев чуть более, чем полностью.
Проклятье Тридцать Третьей Аудитории все еще действует. Это местная утка. Тридцать третья аудитория самая крайняя на самом последнем этаже, и все лекции, которые читают в этой аудитории, настолько унылы, что хочется выброситься в окно. (хотя и без проклятья - что может быть скучнее морфологии?).
Наверное, стоит сказать пару-тройку слов о каникулах, пока они не канули в Лету. Так вот, все, что мне запомнилось, это киноночи с Увальнем то у меня, то у него дома, беспощадные ночи, когда мы только жрали, усевшись на пол перед холодильником, пялились в монитор и почти не разговаривали и засыпали совсем под утро; башенка и банановый торт у Валеры (что скажешь), серьезно, играть с Валерой в башенку было ужасно смешно, это та дурацкая игра, где надо вытаскивать брусочки из башенки и ставить их сверху, но чтобы она не развалилась, Валера постоянно проигрывал; тонкий душевный трепет по поводу Мюссе и Жорж Санд; Фаллер, трясущая гривой и грудью, крокодилы из ладоней, которыми мы с ней разговаривали бешеной ночью перед поездкой в Нск, я делала так в сонный час в садике, когда не хотела спать (а я никогда не хотела), у меня же было две руки, они разговаривали друг с другом; подросший хомяк Федя и тетрис у Ю., но оказалось, что Федя - девочка, я так расстроилась; еще был Сэлинджер в моей ванной и апельсиновые конфеты.
С ними, кстати, надо завязывать.
И все равно чувствую себя запутавшейся в целлофановом пакете. Хочется с кем-нибудь поговорить, но не знаю, с кем и не знаю, о чем. Мы учимся с первой смены и теперь расходимся так рано, жаль.

Тот самый Каспар Давид Фридрих. Скалы у берега моря. Изумительно. (прости, Холден)